С другой стороны, у инклюзива есть и противники. И даже среди очень опытных педагогов. Например, Евгений Ямбург задается вопросом, кто будет сопровождать необычного ребенка в обычной школе? Института тьюторов у нас нет.
Между тем в Германии сопровождение таких детей засчитывается за альтернативную службу. Итак, будет ли комфортно в общих школах: детям, педагогам, родителям? Этот вопрос «РГ» обсуждает с режиссером Любовью Аркус, автором документального фильма «Антон тут рядом» про юношу-аутиста.
Любовь Аркус: Закон о том, чтобы все дети учились вместе — правильный. Но надеюсь, что всех скопом в обычную школу не отправят. Есть дети с особенностями, которым, конечно же, нужно учиться в коррекционной школе: в обычной им будет очень плохо. Закрытие специализированных школ — это безусловно ненормально. Но другое дело, когда ребенок просто педагогически запущен, а его не берут в обычный класс, мол, он из коррекционки. Родители наши страшно эгоистичны и нетолерантны! А все эти истории, которые муссируют в СМИ, не про закон об инклюзии, а про абсолютную недальновидность взрослых. Они не понимают простой вещи: ребенок учится у них отношению к слабому. Например, к состарившимся и беспомощным отцу с матерью.
— В педвузах нужно добавлять в программу специальный предмет?
Любовь Аркус: Я знаю не понаслышке, что многие учителя разделяют пафос и идею инклюзива. Они готовы учить детей с особенностями. Но не умеют. Нет методики совместного обучения. А в результате страдают все: и педагоги, и особенные дети, и обычные. Это нынешняя реальность. До полноценного инклюзива нам еще очень долго.
— Как вы относитесь к европейскому опыту, когда тьюторство приравнивают к альтернативной службе в армии?
Любовь Аркус: Не знаю, как с альтернативной службой, но сопровождающие — главное средство социальной адаптации и единственный способ обучения людей с аутизмом и другими ментальными нарушениями. Это опыт Центра обучения, социальной реабилитации и творчества для людей с аутизмом «Антон тут рядом», который я возглавляю. Других мотиваций обучаться у моих ребят нет. Только люди, которые рядом. Без сопровождения такого ребенка отдать в обычный класс — это нанести ему огромную травму. И детский коллектив будет поставлен в очень сложную ситуацию. Дети жестоки, от этого никуда не деться.
— Как вы считаете, мы достаточно мудры, чтобы принимать такую ситуацию, когда в класс, где учатся наши дети, придет новичок с синдромом Дауна, или аутист или ребенок на коляске?
Любовь Аркус: Если мы к этому не готовы, то, значит, у нас нет общества в правозащитном смысле этого слова. А у нас пока правит дурно истолкованная буржуазность, пещерная какая-то: идеи крайнего индивидуализма. Но еще раз повторяю: детям с очень тяжелыми нарушениями нужна коррекционная школа, им там комфортнее. Антон, о котором мой фильм, в данный момент находится в моем центре, под нашей опекой. Он — абсолютная иллюстрация того, о чем мы с вами сейчас говорили. Не получал должной помощи. И был изолирован от жизни. Но при всей своей необычности он абсолютно прекрасен. Ездит с нами в лагерь и способен нормально жить в обществе.
Роман Сенчин, писатель:
— С какого боку ни подступись к этой проблеме, окажешься жестоким и неправым. Очень кровоточивая тема… Физические, интеллектуальные, психические отклонения бывают разные. Есть разные формы ДЦП. Это все-таки нужно учитывать, переводя детей из так называемых коррекционных школ в обычные. Я знаю классы, где теперь учатся дети, которые не могут себя обслуживать, и учителя с учениками занимаются не столько учебой, сколько помощью таким ребятам. То же и с детьми с психическими, скажем так, особенностями. Поэтому я за отдельные если не школы, то за классы для таких особенных детей. Но такие школы или классы не должны быть второго сорта, «школами для дураков».
Предостаточно примеров, когда инвалиды становятся великими учеными, люди, лет до пятнадцати не говорившие по-русски, — замечательными писателями… И главное — человеческое понимание должно быть. И со стороны чиновников, и со стороны учителей, и со стороны родителей детей-инвалидов».